Евгений Белогорский - Восточная война [СИ]

  Перед встречей граф Морни в доверительной беседе обговорил с посланцами мэрии, какие темы можно обсуждать с императором, дабы не нанести вред его здоровью излишними волнениями. Депутаты с пониманием отнеслись к его словам, и хитрый царедворец засел за составление возможных ответов монарха своим подданным.

  Стоит ли удивляться, что беседа между императором и членами мэрии протекала на редкость легко и непринужденно. На каждый вопрос своих визитеров император отвечал быстро и без особых задержек, что очень радовало парижан. Венцом этого общения стало обращение членов мэрии к императору с просьбой о выделении средств на ремонт Пантеона, находившегося в бедственном положении. Едва эти слова были произнесены, как Наполеон потребовал от Морни перо с бумагой и тут же написал министру финансов записку, в которой приказывал отпустить все нужные средства для сохранения исторического наследия французского народа в должном виде.

  Вслед за этим император так же подписал заранее приготовленный Морни указ о предоставлении льгот французским виноделам, а так же утвердил наградные списки новых кавалеров ордена Почетного легиона.

  В этот же день все детали этой встречи достоянием гласности и весь Париж, а затем и вся Франция принялись восторженно их обсуждать. Подобно камню, брошенному в пруд, эта встреча породила в народе массу всевозможных слухов, облекших правду в причудливую одежду домыслов. Одни говорили, что на встрече император был добр и весел и то и дело попрекал медиков, против его воли принуждают сидеть в больничном кресле. Другие утверждали, что монарх твердо обещал депутатам в скором времени появиться перед народом на дворцовом балконе, а самые горячие головы с пеной у рта доказывали, что император собирается присутствовать на параде в честь очередной годовщины победы под Аустерлицем.     

  Когда министр внутренних дел сообщил на регентском совете донесения своих агентов, то его слова вызвали у высоких сановников неподдельную радость и восторг. Все ликовали от одержания этой маленькой, но очень важной победы, способствовавшей объединению французов в одно единое целое в столь трудный для страны момент. Все были рады, но только не творец этого успеха, граф Морни.  

  В то время как члены совета улыбались и радовались докладу министра, в сердце графа царила печаль, порожденная поступавшими от французской армии известиями из Крыма. Отрезанный от родины в результате блокады черноморских проливов, генерал Пелесье рисовал безрадостные картины существования своей армии под Севастополем.

  Нет, в полученных письмах не было ни капли страха или уныния. Пелесье был полностью уверен, что французская армия сможет дать достойный отпор неприятелю, если вдруг он предпримет штурм союзных позиций на Сапун горе. Он так же был уверен, что благодаря ранее полученным припасам армия сможет продержаться до весны и дождаться деблокады проливов. Однако генерал очень опасался вспышки новой эпидемии инфекционных болезней, которые, как правило, начинались с наступлением холодов. Но, самая главная тема, неизменно поднимаемая Пелесье во всех его посланиях, была целесообразность продолжения войны.

  «Весь план нашей кампании против русских полностью провален. Севастополь не взят, Крым полностью в руках неприятеля и не о каком возрождении татарского ханства не может быть и речи – писал Пелесье в своих донесениях императору доставляемых в Париж окольными путями через Варну и Вену. – Британия основательно увязла в подавлении восстания сипаев и вряд ли сможет на будущий год вернуть под Севастополь свои полки. Итальянские соединения очень ненадежны и воюют исключительно из-под палки. Что касается турков, то после объявления перемирия султана с русскими они отказываются воевать и от открытого бунта их удерживает только наши штыки. Все это делает совершенно невозможным выполнение главной задачи этой войны – похода в глубь России, к Воронежу».

  Чем больше граф Морни читал донесения генерала, тем лучше понимал всю сложность и опасность положения французских войск оказавшихся под Севастополем один на один с русским медведем. Дипломатические шифровки, приходящие в Париж со всех концов Европы рисовали ту же безрадостную картину. Турецкий султан не желал слышать о продолжении войны с гяурами, австрийцы были полностью нейтрализованы совместными действиями пруссаков и русских, а сардинского короля интересовали исключительно события, происходящие в северной Италии.

  Сложив воедино все узоры этой сложной мозаики, граф Морни все больше и больше убеждался в необходимости скорейшего заключения мира с русским императором. С подобным предложением регент уже не раз обращался к Наполеону в своих беседах, но французский монарх был абсолютно глух к словам разума. Даже оказавшись на больничной койке, он не желал ничего слышать о прекращении войны с Россией. Каждый раз, когда Морни докладывал ему о сложном положении французской армии под Севастополем, Наполеон отвечал, что это всего лишь временные неудачи, и на будущий год, собравшись силами Франция, не только прогонит русских с Босфора, но возьмет Севастополь и обязательно отторгнет от России Крым.

  Возможно, в глубине души император, и сам был не рад остаться один на один с русскими в этой затянувшейся войне, но укрепление своего авторитета как правителя, Наполеон видел только в военной победе и не в чем ином. Морни покорно выслушивал пафосные речи больного брата, с ужасом ожидая того дня, когда бурная любовь и обожание французов к своему императору сменяться не менее бурным проклятия и криками неудовольствия в его адрес. Обладая хорошей памятью, граф постоянно помнил, сколь ветрены и непостоянны, бывают подобные чувства народа к своим правителям, как в случаи с его великим дядей.

  Регент безуспешно ломал голову над разрешением столь опасной проблемы, как неожиданно помощь пришла с той стороны, откуда он совершенно не ожидал. Холодным ноябрьским днем зять канцлера Нессельроде саксонский посланник граф Зеебах, привез в Тюлирии послание от русского императора.

  С огромным нетерпением граф взломал сургучные печати на конверте и развернул плотный лист бумаги. Глаза Морни торопливо бегали с одной строчки письма на другую и с каждой секундой, в них все больше и больше разгоралась радость. Дочитав послание до конца, он бросился в покои императора.

- Луи ты выиграл! Русский царь официально признал тебя свои августейшим братом и предлагает начать мирные переговоры! – радостно вскричал Морни, торжественно потрясая листком бумаги перед серым от очередного приступа почечной колики лицом императора. Боли постоянно терзали тело монарха и, спасаясь от них, он погружался в специально сделанную сидячую ванну. Нахождение в обычной ванне вызывало у Наполеона сильное головокружение и рвоту, всякий раз как слуги вынимали его из воды.